— А ведь я нахожусь здесь меньше двух недель! Не знаю, сумею ли выдержать больший срок.
Беатрис скорчила недовольную гримасу.
— Конечно, сумеешь! Если нет, то что ты станешь делать? Вернешься в свою квартиру в Шуази-ле-Руа, к серым парижским будням?
Марион любовалась теплым оттенком напитка.
— Ты подарила себе отдых — так воспользуйся же им здесь, у нас! — настаивала Беатрис.
Марион отодвинула рюмку:
— Беа, мне надо тебе сказать…
Хозяйка дома моментально уловила серьезность в голосе подруги.
— Я нахожусь здесь не потому, что мне захотелось отдыха.
Перед мысленным взором Марион замигала тревожная красная лампочка — она переступила черту, провалилась…
— Я здесь потому, что мне надо исчезнуть с поверхности планеты — на несколько недель или месяцев, сама точно не знаю. Нужно, чтобы все забыли о моем существовании до того момента, пока кое-что не произойдет в Париже. Сейчас я разрываюсь между силовыми структурами и их операциями. Именно из-за них я так уязвима.
Внутри нее, все нарастая, звучал сигнал тревоги. Но теперь уже поздно отступать — за пять секунд она обратила в прах все свои усилия, а заодно и труды ДСТ. Что с ней происходит, почему она раскололась именно сейчас?
Беатрис сделала громкий глоток — очевидно, ей было уже не до смеха. Кинув беглый взгляд, убедилась, что дверь в гостиную плотно закрыта.
— Меня привезла в Мон-Сен-Мишель ДСТ, ночью.
— ДСТ?
— Французская секретная служба безопасности.
— Черт возьми, — пробормотала Беатрис. — И что ты наделала?
Марион нервно потерла бровь. Но раз уж начала, надо продолжать.
— Ничего. Оказалась в одном месте в неподходящее время, вот и все.
— Ты угрожала жизни президента или что?
Марион сделала отрицательный жест и откинулась назад.
— Я не работаю в рекламном агентстве. На самом деле я секретарша. В парижском морге.
Беатрис широко раскрыла глаза от изумления.
— Вернулась из отпуска на работу, пришла рано утром. Оказалась в зале для вскрытия трупов. Там на полу валялась копия отчета об эксгумации. Я решила, что ночью здесь проводилось вскрытие, так иногда бывает в случае крайней необходимости. Вероятно, врач составил рапорт прямо на месте и, едва закончив, передал его офицеру судебной полиции. Врач мог забыть копию отчета, которая случайно упала на пол. Вот я ее и подобрала, а затем пробежала глазами.
Марион сделала паузу — ее захлестнула волна эмоций, связанных с воспоминаниями об этом происшествии и его последствиях.
— В конце сентября один известный политический деятель скончался в своем доме от сердечного приступа.
— Да. Ох, так вот оно что… Конечно, это знают все. Особенно после того, что говорят сейчас.
— Вскрытие его тела проводилось ночью, в глубокой тайне, в парижском Институте судебно-медицинской экспертизы. Отчет именно об этой процедуре я и нашла.
Беатрис нахмурилась, а из Марион неудержимым потоком полилась правда:
— Судебно-медицинский эксперт, который проводил обследование тела, недвусмысленно заявил о том, что причиной смерти был не сердечный приступ, а отравление. Это совершенно четко указано в отчете о результатах токсикологической экспертизы. Этот человек умер из-за того, что проглотил чрезмерное количество амприлана — лекарственного препарата из семейства кальциевых ингибиторов, его прописывают при аритмии сердца. Когда я все это прочла, то, конечно, удивилась, но не более того: еще не до конца осознала, что все это значит. Для меня это было просто какое-то дело, связанное с политикой. Положила этот отчет к остальным своим документам; думала дождаться начала рабочего дня — собиралась вернуть рапорт врачу, который его составил, когда тот придет на работу. Но день прошел, а врач так и не появился.
По радио продолжали говорить о сердечном приступе как причине смерти и даже заявляли, что проведенное накануне вскрытие это подтвердило. Я почувствовала — что-то не так, поэтому оставила копию отчета у себя. Вечером текст информационных сообщений не изменился. На следующее утро врач, который проводил то самое вскрытие, наконец явился на работу. Я пришла к нему это обсудить. Он немедленно закрыл дверь своего кабинета и потребовал, чтобы я вернула ему копию отчета. Сообщил мне, что речь идет о деле государственной важности, что ни он, ни я не можем даже представить себе, с чем столкнулись, и потому нам следует немедленно все забыть. Я отчетливо видела, что он взмок от волнения, однако отказалась. Ведь речь шла об откровенном вранье, о смерти, обстоятельства которой внушали серьезные подозрения. Я считала, что это все меняет. Когда уходила из комнаты, врач мне уже почти угрожал. Все же я немедленно отправила текст отчета по факсу в редакции всех крупнейших ежедневных газет Парижа.
— Зачем ты это сделала?
— Испугалась… подумала, это лучшее, что я могу сделать. А затем позвонила знакомому следователю из судебной полиции и все ему рассказала. В конце дня появились два типа, которые отвели меня в сторону для серьезного разговора. Это были люди из ДСТ. И началась вся эта чертовщина.
— Они стали тебе угрожать? — поинтересовалась Беатрис.
— Нет, наоборот. Предупредили, что меня ждут неприятности. Что я должна на время заткнуться и в первую очередь не распространяться о своем поступке. На следующей неделе выяснилось, что последним гостем отравленного политика был некий неизвестный, но он приехал на одной из машин с номерами Елисейского дворца. Тогда-то и разгорелся настоящий скандал. В прессе моментально появилась информация, пахнущая крамолой. Речь шла о том, что жена президента лечится от артериальной гипертензии и регулярно принимает амприлан, то есть то самое вещество, которым был отравлен несчастный. Средства массовой информации подчеркивали, что между двумя влиятельными политиками имелись серьезные разногласия и они наверняка стали бы конкурентами на грядущих выборах.