Иезавель быстро промокнула глаза платком и нанесла последний, смертельный удар:
— Но ты не имеешь права ненавидеть Фрэнсиса, который дал мне то, чего не смог дать ты!
Не говоря больше ни слова, они пронзали друг друга взглядами, а драматические мелодии Пуччини только способствовали этому безмолвному разговору двух разлученных душ. Наконец Джереми поставил пустую рюмку и разорвал эту связь, повернувшись и направившись за каким-то предметом, завернутым в кусок ткани.
— Скоро ты поймешь, кто я такой на самом деле, — отрывисто сказал он. — Я — твой ангел-хранитель, Иезавель. И, как все ангелы, я наполовину невидим. Может быть, однажды ты увидишь меня во плоти — настоящего меня.
Он развернул ткань, под которой оказались полуавтоматический кольт M 1911 и обойма, зарядил пистолет, взял с полки кобуру и сунул оружие внутрь.
— А Фрэнсис — это дьявол, прячущийся под маской. Он манипулирует тобой, вот и все.
Иезавель метнула в него гневный взгляд и в порыве бешенства одним махом смела все предметы с письменного стола.
— Хватит! — заорала она во весь голос, вскочила и бросилась на улицу.
Джереми сжал кулаки; потом закрепил кобуру под пиджаком, положил дневник в карман и вышел следом за этой ангельски прекрасной, но дьявольски рассерженной сиреной. Он бежал за ней до шариа Аббас. Там Иезавель прыгнула в первый подошедший трамвай в тот момент, когда он уже закрывал двери. Джереми прибавил ходу; алкоголь мешал крови стремительнее обращаться по венам; мозгу не хватало кислорода, из-за чего тело, казалось, весило втрое больше обычного; ноги не повиновались так быстро, как хотелось. Поднажал еще немного, чувствуя, что задыхается, и вскочил на заднюю подножку вагона, когда тот начал набирать скорость.
Городские огни трепетали в ночи, проплывали мимо за стеклами трамвая и растворялись среди прохожих и автомобилей, двигавшихся встречным курсом. Джереми открыл дверь и вошел внутрь вагона; протиснулся между пассажирами и схватил Иезавель за запястье.
— Да, знаю, ты будешь меня ненавидеть, — продолжил он разговор как ни в чем не бывало. — Я стану для тебя козлом отпущения. Но однажды… однажды ты поймешь. Ты признаешь очевидное. Знай, что я буду рядом, я буду ждать тебя!
Резким движением Иезавель вырвала руку.
— Ты совершаешь ошибку, Джереми. Ты совсем обезумел от ревности. Обвинив Фрэнсиса, ты навсегда погубишь собственную карьеру.
Иезавель сделала несколько шагов в сторону, но Мэтсон схватился за вертикальный поручень, крутанулся вокруг него и вновь оказался перед ней.
— Твой муж виновен. У него достаточно влияния, чтобы отыскать того, кого в бедных кварталах называют «гул», и использовать этого человека для совершения ужасных преступлений. Он прекрасно знает арабские мифы и обыграл один из их сюжетов, создав дымовую завесу, чтобы направить нас по ложному следу. Жертвами стали дети, которые находились у него под самым носом, в финансируемом им учебном заведении. В самом деле, зачем искать кого-то еще? Достаточно однажды ночью тайком ознакомиться с их личными делами. Ты утверждаешь, что в те ночи, когда произошли убийства, Кеораз спал с тобой, но как ты можешь быть в этом абсолютно уверена? Я прекрасно помню, тебя пушкой не разбудишь… А в ночь убийства Азима Кеораз слышал, как я повторял адрес площади, где мы с напарником должны были встретиться. На новой машине он оказался там гораздо раньше, чем я.
— Той ночью Фрэнсис не выходил из дома! — закричала Иезавель. — После того как ты умчался, мы вернулись в постель. Да он же еле держался на ногах!
— Ладно, допустим. И сколько времени прошло, прежде чем ты заснула, а? Сколько — две минуты, пять? Неважно, он мог подождать, ведь его хваленый «Бентли» так быстр, что легко позволит наверстать упущенное время и приехать к Азиму раньше меня.
Иезавель оттолкнула его, не обращая внимания на испуганные возгласы пассажиров — невольных свидетелей этой сцены.
— Фрэнсис не преступник!
Джереми вытащил из кармана пиджака папирус, найденный в одежде Азима, и развернул его.
— Кроме того, твой муж обожает историю Каира. Он возглавляет банк, который финансирует множество археологических исследований, так что вполне мог узнать о существовании древних подземелий, где и спрятал свою «гул». Скоро у меня будут все необходимые доказательства его вины.
Иезавель больше не слушала его, она решительно направилась в начало вагона. Трамвай стал замедлять ход; на протяжении сотни метров на тротуарах и прямо посреди проезжей части вокруг вагона скапливалась все более плотная толпа. В конце концов трамвай остановился; двери открылись. Иезавель стремительно выскочила наружу; Джереми следовал за ней по пятам. На улице, в сумерках надвигающейся ночи, манифестанты смешивались со множеством зевак и подростков, жаждущих острых ощущений. Антианглийские лозунги соединялись с восхвалением сильного Египта, которым должны управлять представители народа. Сыпалась брань в адрес нынешнего режима, подчиняющегося британским оккупантам. Манифестанты двигались вперед по бульвару, оглашая воздух громкими криками.
Иезавель проскользнула между двумя группами демонстрантов и смешалась с толпой.
— Иезавель! — закричал Джереми. — Иезавель!..
Он расталкивал людей, неожиданно возникавших на его пути, двигался зигзагами в этом лесу человеческих тел, криков и нарастающей враждебности. Руки поднимались вверх в знак протеста, вслед ему летели грубые угрозы. Он боролся изо всех сил, пытаясь не выпустить цель из виду. Черные локоны Иезавели колыхались в такт ее движениям. У Джереми возникло ощущение, что эти длинные волосы совсем не подчиняются закону земного притяжения, — казалось, они плывут по поверхности воды. Иезавель пробиралась между возбужденно кричащими людьми.