Кровь времени - Страница 99

К оглавлению

— Иезавель. — Она сказала это не подумав, просто потому, что Джордж требовал назвать какое-нибудь имя.

У старика был очень раздраженный вид.

— Нет. Конечно же, нет. Она никогда не сделала бы ничего подобного… Ищите лучше.

Устав от этой игры, Марион наугад выбрала другое имя, упоминавшееся на страницах дневника.

— Врач… доктор Корк?

Джордж разочарованно хмыкнул и скрестил руки перед собой.

— Нет. Этот человек был у вас на виду на протяжении всей истории, — подсказал он.

— Азим? Нет, он же погиб в ходе расследования…

Она поискала ответ среди звезд; вдруг руки ее замерли, она еще колебалась. Джордж наклонился к ней.

— Есть идея? — прошептал он почти ей в лицо.

— Но… я не верю, что это возможно…

Насекомые сгорали возле перегревшихся прожекторов. Их было так много, что Марион почувствовала запах, напоминающий аромат жженого сахара.

— И это… — Джордж побуждал ее закончить фразу.

— …Джереми?

— Почему вы его назвали?

— Не знаю.

Старик выпрямился.

— Я скажу вам это: потому что иногда он вас немного пугал. Он заинтриговал вас, этот «великий белый охотник». — Джордж отчетливо выделил два последних слова. — И еще скажу, — продолжал он, — что вы совершенно правы.

Марион подняла перед собой ладонь в знак непонимания.

— Вы говорите ерунду! Джереми — автор дневника. Именно он вел расследование, он не имеет ничего общего с этими убийствами, это…

— Джереми Мэтсон, — произнес старик, тщательно выговаривая каждый слог и рассеянно глядя куда-то в пространство, — всех нас одурачил.

Марион вытащила дневник из кармана плаща — обложка книги скрипнула под ее пальцами.

— Он нас всех обвел вокруг пальца, — печально сказал Джордж. — Этот дневник — его самый большой успех.

— Нет, — возразила Марион, — он же расследовал эти убийства, он…

— Он добился того, чтобы расследование поручили ему. Хотел быть уверенным, что никто не выйдет на след истинного убийцы. Рискуя удивить вас, замечу, что почти все в этом дневнике правда — и факты, и чувства. Джереми лишь приукрасил некоторые события и умолчал о ряде других. В процессе чтения не перестаешь удивляться, как близко к сердцу принимал он это дело. А причина…

— Да что вы такое говорите?!

— Прочитав записки Мэтсона, поймешь, что теперь его хотя бы чуть-чуть знаешь. Так вот, произвел ли он на вас впечатление отзывчивого человека, всегда готового сострадать, например, египтянам? Свойственно ли ему великодушие? Что вы об этом думаете?

Марион молча уставилась на Джорджа, пытаясь понять, что именно он пытается этим сказать.

— Что касается меня, я бы счел, что нет, он вовсе не выглядит таким. И первая часть дневника с этой точки зрения порождает много вопросов. Вместе с Азимом Мэтсон посещает родителей убитых детей и дает деньги всем этим семьям. Интересный поступок, как будто свидетельствующий о его доброте и чувстве сострадания. Но не является ли этот жест попыткой хотя бы отчасти вернуть долги и таким своеобразным способом оправдаться за убийство детей?

— Джо… вы…

Старик поднял вверх указательный палец, призывая Марион к молчанию:

— Пожалуйста, подождите, пока я закончу излагать свои выводы. Вспомните тот день, когда Джереми и Азим изучали место преступления и тело очередного убитого ребенка. Англичанину едва удавалось держать себя в руках, он выглядел полностью выбитым из колеи. И его вывела из себя вовсе не запредельная жестокость убийства; на самом деле он находился во власти болезненного возбуждения — оно было связано с воспоминаниями о бесчеловечном злодеянии, которое он совершил. Кроме того, несколькими минутами позже, по его же словам, ему пришлось выбросить из головы некие «безумные картины», не имевшие ничего общего с чувством жалости — оно возникло бы у каждого нормального человека. А у него это был всего лишь наплыв ярких образов — отражение зверств, порожденных его собственной прихотью.

Джордж сделал короткую паузу.

— Вспомните также об эпизоде, когда Азим говорит Мэтсону, что все убитые дети посещали одно и то же учебное заведение. Джереми признается, что в этот момент почувствовал себя плохо, а лицо его приобрело мертвенно-бледный оттенок. Мы должны бы видеть причину такой реакции в том, что он чувствует самого себя целью злодеяний убийцы, — ведь англичанин сам работал в этом учебном заведении. На самом же деле Мэтсон осознал, что Азим сделал гигантский шаг в раскрытии дела.

— В этом нет никакого смысла! Зачем тогда ему было признаваться на страницах дневника, что он почувствовал себя не в своей тарелке?

— Именно в этом и заключается сила Мэтсона. Он скрывает только необходимый минимум правды и притом совершенно ничем не рискует. Если бы Азим в свою очередь сам написал дневник или пересказал кому-нибудь суть своих разговоров с Мэтсоном, ненормальность Джереми стала бы очевидной, и у него возникли бы серьезные проблемы.

Марион перешла в наступление:

— Нет, это предположение никуда не годится! С самого начала Джереми показал себя очень компетентным следователем. Он находит важные улики на месте преступления, делает верные умозаключения. Будь он виновен, наверняка хранил бы молчание!

— Только не Мэтсон! Наоборот, таким образом он укреплял свой авторитет в глазах Азима. Там, где египетский детектив в течение нескольких недель не продвинулся ни на шаг, Джереми быстро добился значительного прогресса. Это позволило ему без труда подчинить напарника своей власти. А ведь все, что сказал англичанин, ни в коей степени его не компрометировало. В тот момент он уже знал, что будет валить всю вину на своего главного врага — моего отца. Требовалось собирать факты, свидетельствующие о причастности Фрэнсиса Кеораза к убийствам, искать улики против него, даже если приходилось создавать их самому.